– «Питер с Холмов, – читала она вслух, – подвергнут осмотру нижеподписавшимися практикующими специалистами в области герменевтической медицины в день Жабы, Секирной Луны, сто семьдесят третьего года от Падения Турбины. По результатам осмотра ему выдан сертификат – как девственнику, невинному по части плотских утех и годному для принесения в жертву во славу Богини, дабы не навлечь Ее пагубного неодобрения и избегнуть Ее гибельного желания».
Пылая глазами, Джейн повторила:
– Девственник!
– Где ты это взяла?
– Какая разница где? Здесь сказано: Питер девственник.
– Ну, Джейн, ты же понимаешь, Богине не нужны…
В дальнее дерево на горизонте ударила молния. Гвен ахнула. Джейн, однако, даже не вздрогнула. Она чувствовала, как энергия грозы гневом вливается в ее вены, поднимает дух, прибавляет силы. Каждый волосок у нее на теле встал дыбом. Гвен теперь казалась меньше и, съежившись, отступала от Джейн, словно тень, склоняющаяся перед светом.
Гром наполнил пространство класса.
Джейн трясла бумагой у русалки перед лицом.
– Я только хочу понять, что же вы делаете, раз ты с ним не спишь?
– Он мой консорт.
– Да, но что это значит?
– Питер… облегчает мою боль. Он делает мою жизнь проще.
В шоке, словно от удара молнии, Джейн почувствовала, как осколки и обрывки информации складываются в единое слепящее озарение.
– Он грехотерпец, ведь так?
Секундное колебание Гвен сделало дальнейшее отрицание бессмысленным.
– А что тут такого?
– Ах ты… гадина! Я думала, ты храбрая, я думала, ты сильная. Но ведь от тебя этого и не требовалось, не так ли? Ты ни хрена не чувствовала. Ты вообще не страдала. Это Питер страдал. Это у Питера болели ноги, когда ты плясала до упаду, это Питер переносил твои похмелья и кокаиновые ломки. Это Питер платил за все твои удовольствия, верно? Ну-ка скажи мне: когда ты дурно обращаешься с ним, кто чувствует себя виноватым? А? Ведь не ты же?
Молния подбиралась все ближе. На фоне зеленоватой послеполуденной темени искусственный свет делал лицо Гвен слишком белым, кожа словно обтягивала ее череп.
– Консорты для того и существуют. Может, никто об этом не говорит, но все знают. Я не сделала ничего, чего не делалось бы каждый год в каждой общине от начала времен. Так что тут ничего особенного. Что тебя так расстроило?
– Ты каталась на халяву, а платил за проезд Питер.
– Мне положено!
Джейн охватило зловещее спокойствие. Она ничего не сказала. Она была средоточием бури, оком ее силы. Вся суровая мощь стихии вливалась в нее. Она смотрела на Гвен с богоравным презрением.
С жалким писком русалка отвела глаза и метнулась к двери. Она ухватилась за ручку и, обретя таким образом точку опоры, на секунду повернулась обратно, прежде чем удрать.
– Все равно твое мнение ничего не значит, мисс Великая-и-Ужасная Джейн Олдерберри! Я по-прежнему Королева Лозы, а Питер по-прежнему мой консорт. Вот мы кто, и вот каковы наши отношения. Может, тебе это не нравится, ну и что с того? Таков порядок вещей, и ты ничего с этим поделать не можешь. Ничего!
Дверь за ней закрылась.
Джейн осталась в классе одна среди парт со сдвоенными фибергласовыми сиденьями, неотличимыми друг от друга и похожими на детей с пустыми, лишенными черт лицами. Они терпеливо ждали, пока подменыш заговорит.
«Поживем – увидим», – сказала Джейн про себя.
Глава 11
Только придя за вещами, Джейн обнаружила, насколько ее шкафчик зарос. Большую часть внутреннего его пространства заполнили орхидеи и тропические растения-паразиты, а когда она распахнула дверцу, из шкафа вылетела колибри.
– Не понимаю, – удивлялся Соломчик. – Ты хочешь, чтобы твои документы отправили в университет заблаговременно, так, что ли?
Мульча из работ над ошибками, старых контрольных и отксеренных конспектов образовала подстилку, на которой выросли грибы и папоротники. Некоторые книги настолько заплесневели, что возвращать их в библиотеку уже не имело смысла. Когда Джейн сунула руку за расческой, мимо прошмыгнул какой-то мелкий зверек. Перестук потревоженных им бамбуковых стеблей напомнил звук ксилофона.
– Можешь взять методички. Мне они уже не понадобятся.
Соломчик беспокойно переминался с ноги на ногу, пытаясь таким манером привлечь внимание девушки. Его стремление угодить было трогательным. С переменой ее судьбы она сделалась для него предметом страха и тайны.
– В этом году уже немного поздно для нормального перевода, но, может быть, получится провести тебя по особому статусу.
– Как хочешь.
Поверх ее вещей на полке лежал белый бумажный прямоугольник. Кто-то просунул его через вентиляционное отверстие. Джейн развернула письмо.
Я знаю, ты на меня злишься. Но мне по-прежнему кажется, что из нас получилась бы великолепная пара. Я не могу быть счастлив без тебя. Давай попробуем еще раз. Мир и поцелуй, а?
Подпись отсутствовала, но состряпать подобное мог только Крысякис. Джейн ощутила невольный приступ ярости, но заставила себя холодно улыбнуться и прошептала чуть слышно: «Мечтать не вредно».
– Секретарь подумала, что нам стоит устроить небольшую церемонию. Ничего особенного; может быть, чай после уроков. Только ты, я, она и несколько учителей, кто был для тебя наиболее важным наставником. Я мог бы подготовить пергаментный свиток с каллиграфией. Или поздравление в рамочке.
– Посмотрим.
Она заперла шкафчик. В последний раз.
– Так я и сделаю, – прокричал он ей вслед. – Ладно?
По дороге к выходу она наткнулась на сияющего восемьюдесятьюзубой улыбкой Рысючку. Глаз у него осталось уже только два, хотя цвет их не совпадал, а средняя нога усохла настолько, что ее приходилось подворачивать и убирать в джинсы. Хотя превращение почти завершилось, он оставался по-жабьи уродлив. Но, судя по благостной мине, конечная цель была именно такова.
– Джейн! Как удачно, что я тебя встретил. – Он обнял ее за плечо, но она его руку сбросила.
– Вот еще! Знаю я твои фокусы.
Он достойно воспринял ее отпор.
– Слушай, я только что был возле твоего логова, смотрел, как истребители раскладывают приманку. Там вокруг маленькие желтые предупредительные флажки.
– Вот как? – Джейн равнодушно отреагировала на эту новость.
– Ага, я поговорил с одним из них, и он сказал, что уж больно сильно там все заражено мерионами. И что если они не возьмут приманку, через день-два в их норы пустят отравляющий газ.
Джейн затошнило при мысли, что ее маленьких приятелей изведут газом. Но проблемы у всех свои, и лично ей следовало думать о более неотложных делах.
– Спасибо, что сообщил, – сказала она. – Я специально постараюсь не есть ничего с земли несколько ближайших дней.
Она вышла на звонкий осенний воздух с полными руками всякого барахла, которое надо было снести домой, в кабину дракона. Школа осталась позади.
«Я никогда сюда уже не вернусь, – подумала она. – Никогда».
Но ничего не почувствовала, а на выдавливание сантиментов времени не оставалось.
Ей еще надо подготовиться к сегодняшнему вечеру.
Джейн постучала к Питеру в дверь.
– Войдите, – ответил он.
По случаю кануна Самайна, последнего дня, когда еще можно что-либо изменить, Питер надел костюм с золотым отливом, чтобы в очередной раз проверить, как он сидит. Гвен отбыла в город на праздничный банкет. Все только о нем и говорили: там будет шампанское, будут речи, а для оргии, которая завершит празднество, зарезервирован люкс в отеле. Поэтому Питер пребывал в одиночестве.
Сердце Джейн рванулось к нему: он был так худ и бледен, ну в точности забитый ребенок, которому не хватает человеческого тепла. На крышке комода лежал серп. Джейн отвела взгляд.
– Я принесла вино. Мне подумалось – может, стаканчик-другой облегчит тебе сегодняшний вечер.